Братья разбойники
Не стая воронов слеталась
На груды тлеющих костей
За Волгой ночью вкруг огней
Удалых шайка собиралась.
Какая смесь одежд и лиц
Племен наречий состояний!
Из хат из келий из темниц
Они стеклися для стяжаний!
Здесь цель одна для всех сердец —
Живут без власти без закона.
Меж ними зрится и беглец
С брегов воинственного Дона
И в черных локонах еврей
И дикие сыны степей
Калмык башкирец безобразный
И рыжий финн и с ленью праздной
Везде кочующий цыган!
Опасность кровь разврат обман —
Суть узы страшного семейства;
Тот их кто с каменной душой
Прошел все степени злодейства;
Кто режет хладною рукой
Вдовицу с бедной сиротой
Кому смешно детей стенанье
Кто не прощает не щадит
Кого убийство веселит
Как юношу любви свиданье.
Затихло всё теперь луна
Свой бледный свет на них наводит
И чарка пенного вина
Из рук в другие переходит.
Простерты на земле сырой
Иные чутко засыпают —
И сны зловещие летают
Над их преступной головой.
Другим рассказы сокращают
Угрюмой ночи праздный час;
Умолкли все — их занимает
Пришельца нового рассказ
И всё вокруг его внимает:
«Нас было двое: брат и я.
Росли мы вместе; нашу младость
Вскормила чуждая семья:
Нам детям жизнь была не в радость;
Уже мы знали нужды глас
Сносили горькое презренье
И рано волновало нас
Жестокой зависти мученье.
Не оставалось у сирот
Ни бедной хижинки ни поля;
Мы жили в горе средь забот
Наскучила нам эта доля
И согласились меж собой
Мы жребий испытать иной:
В товарищи себе мы взяли
Булатный нож да темну ночь;
Забыли робость и печали
А совесть отогнали прочь.
Ах юность юность удалая!
Житье в то время было нам
Когда погибель презирая
Мы всё делили пополам.
Бывало только месяц ясный
Взойдет и станет средь небес
Из подземелия мы в лес
Идем на промысел опасный.
За деревом сидим и ждем:
Идет ли позднею дорогой
Богатый жид иль поп убогой —
Всё наше! всё себе берем.
Зимой бывало в ночь глухую
Заложим тройку удалую
Поем и свищем и стрелой
Летим над снежной глубиной.
Кто не боялся нашей встречи?
Завидели в харчевне свечи —
Туда! к воротам и стучим
Хозяйку громко вызываем
Вошли — всё даром: пьем едим
И красных девушек ласкаем!
И что ж? попались молодцы;
Не долго братья пировали;
Поймали нас — и кузнецы
Нас друг ко другу приковали
И стража отвела в острог.
Я старший был пятью годами
И вынесть больше брата мог.
В цепях за душными стенами
Я уцелел — он изнемог.
С трудом дыша томим тоскою
В забвенье жаркой головою
Склоняясь к моему плечу
Он умирал твердя всечасно:
«Мне душно здесь... я в лес хочу...
Воды воды!..» но я напрасно
Страдальцу воду подавал:
Он снова жаждою томился
И градом пот по нем катился.
В нем кровь и мысли волновал
Жар ядовитого недуга;
Уж он меня не узнавал
И поминутно призывал
К себе товарища и друга.
Он говорил: «Где скрылся ты?
Куда свой тайный путь направил?
Зачем мой брат меня оставил
Средь этой смрадной темноты?
Не он ли сам от мирных пашен
Меня в дремучий лес сманил
И ночью там могущ и страшен
Убийству первый научил?
Теперь он без меня на воле
Один гуляет в чистом поле
Тяжелым машет кистенем
И позабыл в завидной доле
Он о товарище совсем!..»
То снова разгорались в нем
Докучной совести мученья:
Пред ним толпились привиденья
Грозя перстом издалека.
Всех чаще образ старика
Давно зарезанного нами
Ему на мысли приходил;
Больной зажав глаза руками
За старца так меня молил:
«Брат! сжалься над его слезами!
Не режь его на старость лет...
Мне дряхлый крик его ужасен...
Пусти его — он не опасен;
В нем крови капли теплой нет...
Не смейся брат над сединами
Не мучь его... авось мольбами
Смягчит за нас он божий гнев!..»
Я слушал ужас одолев;
Хотел унять больного слезы
И удалить пустые грезы.
Он видел пляски мертвецов
В тюрьму пришедших из лесов
То слышал их ужасный шепот
То вдруг погони близкий топот
И дико взгляд его сверкал
Стояли волосы горою
И весь как лист он трепетал.
То мнил уж видеть пред собою
На площадях толпы людей
И страшный xoд до места казни
И кнут и грозных палачей...
Без чувств исполненный боязни
Брат упадал ко мне на грудь.
Так проводил я дни и ночи
Не мог минуты отдохнуть
И сна не знали наши очи.
Но молодость свое взяла:
Вновь силы брата возвратились
Болезнь ужасная прошла
И с нею грезы удалились.
Воскресли мы. Тогда сильней
Взяла тоска по прежней доле;
Душа рвалась к лесам и к воле
Алкала воздуха полей.
Нам тошен был и мрак темницы
И сквозь решетки свет денницы
И стражи клик и звон цепей
И легкий шум залетной птицы.
По улицам однажды мы
В цепях для городской тюрьмы
Сбирали вместе подаянье
И согласились в тишине
Исполнить давнее желанье;
Река шумела в стороне
Мы к ней — и с берегов высоких
Бух! поплыли в водах глубоких.
Цепями общими гремим
Бьем волны дружными ногами
Песчаный видим островок
И рассекая быстрый ток
Туда стремимся. Вслед за нами
Кричат: «Лови! лови! уйдут!»
Два стража издали плывут
Но уж на остров мы ступаем
Оковы камнем разбиваем
Друг с друга рвем клочки одежд
Отягощенные водою...
Погоню видим за собою;
Но смело полные надежд
Сидим и ждем. Один уж тонет
То захлебнется то застонет
И как свинец пошел ко дну.
Другой проплыл уж глубину
С ружьем в руках он вброд упрямо
Не внемля крику моему
Идет но в голову ему
Два камня полетели прямо —
И хлынула на волны кровь;
Он утонул — мы в воду вновь
За нами гнаться не посмели
Мы берегов достичь успели
И в лес ушли. Но бедный брат...
И труд и волн осенний хлад
Недавних сил его лишили:
Опять недуг его сломил
И злые грезы посетили.
Три дня больной не говорил
И не смыкал очей дремотой;
В четвертый грустною заботой
Казалось он исполнен был;
Позвал меня пожал мне руку
Потухший взор изобразил
Одолевающую муку;
Рука задрогла он вздохнул
И на груди моей уснул.
Над хладным телом я остался
Три ночи с ним не расставался
Всё ждал очнется ли мертвец?
И горько плакал. Наконец
Взял заступ; грешную молитву
Над братней ямой совершил
И тело в землю схоронил...
Потом на прежнюю ловитву
Пошел один... Но прежних лет
Уж не дождусь: их нет как нет!
Пиры веселые ночлеги
И наши буйные набеги —
Могила брата всё взяла.
Влачусь угрюмый одинокий
Окаменел мой дух жестокий
И в сердце жалость умерла.
Но иногда щажу морщины:
Мне страшно резать старика;
На беззащитные седины
Не подымается рука.
Я помню как в тюрьме жестокой
Больной в цепях лишенный сил
Без памяти в тоске глубокой
За старца брат меня молил».
Поэма Братья разбойники. Александр Пушкин.
